Поиск

ТРУДЫ / КУЛЬТУРА

Гейдар Алиев: Ломер Бидзинович, приветствую Вас в Азербайд­жане.

Связи, которые развива­ются и расширяются между Азербайджаном и Грузией, в том числе в сфере искусства, культуры, имеют очень боль­шое значение. Поэтому каж­дая встреча представителей грузинской культуры в Азербайд­жане, равно как и представи­телей азербайджанской культуры в Грузии - это опреде­ленный вклад в дело разви­тия и укрепления наших отношений. 

Мне сказали, что Вы находитесь здесь уже несколько дней. Я очень рад этому, а также возмож­ности встретиться сегодня с Вами. 

Ломер Ахвледиани: Для меня большая честь встретиться с Вами, а также то, что меня пригласи­ли сюда работать над столь значимым произведени­ем. 

Хочу сказать, что минут пятнадцать назад, когда мы шли сюда, к режиссеру Вагифу Мустафаеву подошла ка­кая-то интеллигентная дама с ребенком и стала оживленно говорить с ним. К сожалению, я пока не понимаю по-азербайджан­ски, через некоторое время буду знать. Она говорила с ним очень увлеченно, с ин­тересом, а потом распроща­лась и ушла. Вагиф пере­вел мне то, что она говорила. Поблагодарив его за фильм «Гейдар Алиев», она спросила, почему же нет продолжения фильма. Естественно, он пообещал, что продолжение будет. 

В классическом варианте обычно происходит так: преем­ственность и наследствен­ность переходит от отца к сыну. У меня же получилось наобо­рот. Четыре серии этого фильма, которые уже вышли на экран, снимал мой сын. А сейчас мне оказана честь продол­жить этот фильм. 

Гейдар Алиев: Это очень приятно. 

Ломер Ахвледиани: Мне тоже очень приятно, так как в ходе трансляции этого фильма я видел, как его принимали. Я был тогда в гостинице и видел, как люди бежали к телевизору. Инте­рес был очень большой. 

Гейдар Алиев: Что ж, все это приятно слышать. 

Да, пользуясь этой возмо­жностью, хочу поблагодарить нашего замечательного кино­режиссера Вагифа Мустафаева за большой труд, который он вложил, чтобы натурально, как говорят, документально воспроизвести определенные этапы нашей истории. Ведь документальные фильмы исторического характера, кого бы и чего бы это ни ка­салось, имеют очень важное значение. 

Конечно, мы высоко це­ним художественное кино, все мы с детства росли, возможно, под большим воз­действием кинокартин. На­пример, я - человек старше­го поколения, помню, как охотно мы смотрели немое кино, потом появилось звуковое кино - это было для нас большим событием. Потом долгое время показывали черно-белые кинокартины, затем появились цветные кино­фильмы – это также стало значительным событием. Поэтому кино в те го­ды, действительно, оказыва­ло огромное влияние на формирование людей, харак­тера, на формирование мо­ральных ценностей. Мы не можем этого забыть, мы всегда должны ценить это. 

После того, как появилось телевидение, кино, если можно так сказать, стало постепенно вытесняться. Тем не менее, мне известно, что во многих странах люди по-прежнему ходят в кинотеатры, смотрят фильмы, прояв­ляют к ним большой интерес. Да и у нас в Азербайджане постепенно возвра­щаются к этому. 

Знаете, в прошлом мне доводилось много раз проявлять свое отношение к искусству, культуре, в том чи­сле к кинематографу. Де­лал я это не только из служебного долга, из-за того, что занимал высокий пост, но и по велению души. С малых лет куль­тура и искусство заняли в моем сердце особое место. Возможно, в юные годы у меня были мечты стать худо­жником или же податься в театр. Но судьба распорядилась иначе. Поэтому все это идет из сердца. 

Ломер Ахвледиани: Вам пришлось режиссировать жизнь, а это гораздо важнее. 

Гейдар Алиев: Поэтому, как и 30-40 лет назад, я утверждаю, что театр живет и будет жить. Хотя когда появилось кино, а потом еще и телеви­дение, интерес к театру снизился, все же ничто не может его заменить. Ничто. Потому что в театре человек вживую общается с людьми - ак­терами, которые инсценируют ту или иную си­туацию. То же самое можно сказать и о кинематографе. Он никогда не потеряет своего значения, какие бы новые виды искусства ни появля­лись. И художественное кино, художественные произведе­ния, несомненно, во много раз превосходят остальные ленты, которые сейчас создаются на телевиде­нии, различными другими способами. 

Однако возвращаюсь к то­му, что документальное кино имеет особое значение. Ко­нечно, во время просмотра художествен­ного фильма люди хотят верить в то, что видят, и воспринимают это как ре­альность. Естественно, во многих случаях, это и есть отраже­ние реальности. Но это не калька. Это - отражение реальности в том ракурсе, в каком видит ее создатель фильма. Тем не ме­нее - опять-таки говорю о своих ощущениях, впечатле­ниях, - просмотр какого-то художественного фильма все­гда производит очень большое впечатление, всегда вери­тся, что это так, что это правда и так далее. Я и сегодня так считаю. Никак не мо­гу согласиться с людьми, которые говорят, что неко­гда я думал так, а сейчас думаю иначе. Я и сейчас остаюсь при том же мнении. 

Но, повторюсь, докумен­тальное кино, конечно же, при достойном художествен­ном, профессиональном ис­полнении представляет осо­бую ценность. Поэтому сей­час, когда, например, пока­зывают, какое развитие полу­чила у нас нефтяная промыш­ленность в XX столетии, ког­да показывают какие-то доку­ментальные кадры начала ве­ка, то даже если это всего лишь мгнове­ние, секунда, минута, но какое они производят впечатление! 

Вчера вечером я посмотрел телевизионный фильм, по­священный пятой годовщине подписания «Контракта ве­ка». Его сняло азербайджанское телевидение. Кстати, очень хороший фильм, мне понравился. Мне было очень интересно наблюдать, как это происходило, хотя происходило все на моих глазах. А вот когда показывали черно-белые, возможно, не столь яркие кадры 50-летней давности о том, как азербайджанские нефтяники открыли Нефтяные Камни, как они радовались, когда в 1949 году, - наверное, мы скоро будем отмечать и эту дату, - посреди моря впервые в мире забил первый фонтан, я очень обрадовался, испытал особые чувства, хотя эти кадры я видел в прошлом не раз. 

Вместе с тем, показыва­ли и некоторые документаль­ные кадры моих выездов на нефтяные промыслы, заводы нефтяной промышленности в период 70-х годов, когда я работал здесь. Мне тоже было интересно смотреть их. Хотя, повторяю, я многое помню. Но одно дело, когда об этом вспоминаешь, другое - когда видишь воочию. 

Поэтому документальное кино - великое дело, и мастера, занимающиеся этим делом, делают боль­шую работу. 

Вы помните известный кинофильм Романа Кармена о Нефтяных Камнях «Покорители Кас­пия»? Какой был прекрасный фильм! Кармен был большим мастером документального кино. 

В Грузии не одно поколе­ние занималось и занимает­ся документальным кино. В Азербайджане растут новые, молодые кадры. 

Будучи в Москве членом Политбюро и первым замес­тителем председателя Совета министров, я наряду с другими отраслями курировал и культуру, включая Министер­ство культуры и Комитет кинематографии. Поэтому мне доводилось встречаться со многими деятелями кине­матографии. Как-то видные и известные кинематографи­сты обратились к нам: Зна­ете, нам нужна поддержка, помощь, мы вступили в но­вый этап развития. Так как этими вопросами как пер­вый заместитель председате­ля Совета министров занимался непосредственно я, то я же взял на себя и эту обязанность. В то время имелись распоряжения руководства о необходимости разработки мер по раз­витию кинематографа в Со­ветском Союзе. Я делал это с большим удовольствием, и много раз мне доводилось встречаться, обмениваться мнениями с крупнейшими мастерами кино. Многих из них уже нет в живых, но я с большой тепло­той вспоминаю мои встречи с ними. 

Как говорится, я изучал этот вопрос как следует, чтобы подготовить окончательный документ и вынести его на обсуждение Совета минист­ров, Политбюро, как тогда было принято. Я также пожелал встретиться с более ши­роким кругом. Тогда я отправился в Комитет кинематографии и попросил его председателя Филиппа Ермаша собрать опытных, авторитетных лю­дей, чтобы провести с ними свободный, непринужден­ный, неофициальный разговор, узнать, насколько соответ­ствует их интересам, требо­ваниям то, что мы готовим, действительно ли все это может оказать ре­альную поддержку кинема­тографу или нет. 

Помню, мы несколько часов вели обсуждения на заседании коллегии комитета. Собственно говоря, я их слу­шал, мне важно было знать мнение каждого. Потом я из­ложил концепцию нашей позиции - какие мы предусматриваем меры, чтобы дать новый импульс разви­тию кинематографа в нашей стране. Они с большой радо­стью воспринимали и даже не верили, что мы можем сделать это. 

Помню, тогда в послед­нем или предпоследнем ряду вместе с нашим Ибрагимбе­ковым сидел и ваш Шенгелая. Вдруг он поднимается и говорит: А предусматривается ли для Грузии все, о чем Вы го­ворите и предусматриваете? Там предусматривалась большая материально-финансовая поддержка и много других мер. Я сказал, что, конечно, будет и для Грузии, и для Азербайджа­на - для всех. 

У меня много воспоминаний о кино. Не о фильмах, - их смотрит каждый, - а в плане работы с кинематографом. Мне также приятно встретиться сегодня с вами. 

Говоря о документальном кино, хочу сказать, что когда я смотрел ваш фильм, конечно, мне было очень приятно. И не потому, что демонстрируются документальные кадры о моей прошлой жизнедеятельности, а потому, что фильм, действительно, содержит очень важные факты не только для меня, а, больше всего, для моего народа, и их ни на словах, ни в статье, ни в книге не передать так, как это можно сделать документальными кинокадрами. 

Ломер Ахвледиани: С Вашего позволения, не сочтите, что я Вас перебиваю. Вот это одна из самых особенных черт этой картины Вагифа. Почти повторю Ваши слова: в ней найдена такая форма, которая с точностью передает былые времена. Не словами, а именно художественными средствами. Вообще-то такое бывает очень редко. Я даже не помню фильма, который без слов так точно передавал бы настроение, время, повествуя о герое. Очень высокий уровень, фильм производит очень сильное впечатление. Я говорю с профессиональной точки зрения. Я уже говорил, что был свидетелем и видел, как люди смотрели этот фильм. И не только потому, что они смотрели фильм о большом и любимом лидере, а потому, что они вновь пережили время, которое было связано с ним. Это время прошло, и оно очень живо отражено. Очень впечатляет, уверяю Вас. По крайней мере, я имею право говорить так, поскольку пока не принимал непосредственного участия в этом. 

Гейдар Алиев: Даже если бы и принимали участие, я все равно был бы согласен с Вашими мыслями. 

Знаете, в этом отношении там, действительно, много интересного. И не только для меня, но и для нашего народа, для нынешнего и будущего поколений, чтобы они знали, когда и что происходило, так как человеческая память очень коротка. Человек очень быстро забывает прошлое. Например, кадры этого фильма очень хорошо, как Вы сказали, отражают то время. Вместе с тем, прямо скажу, занимаясь сегодняшней работой, я никогда не думаю - а что тогда было? Мне самому это интересно. Напомнило о многом. Я ведь тоже человек и помню далеко не все. Поэтому мне это было очень интересно. 

Скажу откровенно, что большинство документальных кадров составляют снятые в Москве. Здесь что-то сохранилось, что-то нет. К сожалению, у нас были такие периоды: после того как в 1987 году в Москве я ушел в отставку со всех постов и несколько лет находился в опале, здесь, как мне стало известно, некоторые документальные кадры были уничтожены. А ведь было очень много интересного. Я все же 14 лет руководил республикой, здесь жизнь кипела, бурлила, происходило много событий и международного, и общесоюзного, и республиканского характера, велась практическая работа во всех сферах экономики, культуры и так далее. Многое было. Говорят, не все кадры сохранились, некоторые недоброжелатели их уничтожили. 

Но думаю, что можно еще поискать, особенно в Москве. Например, мне бы очень хо­телось найти кадры о поезд­ке на БАМ. Вспоминаю об этом потому, что, как Вы зна­ете, в 1974 году советское правительство приняло историческое, как тогда говори­ли, решение - и это было действи­тельно историческое реше­ние - о строительстве Байка­ло-Амурской магистрали - железной дороги до Дальнего Востока, до самого Владиво­стока. Существовавшая русско-китайская до­рога была построена еще при ца­ре, при императоре. Этой дорогой пользовались, но она не удовлетворяла экономических потребностей того региона. Тем более что в той части России, действительно, имеются колоссальные ресурсы, огромные природные богатства. Поэтому эта дорога была очень нужна, и считаю, что решение было принято правильно. 

БАМ объявили всенарод­ным строительством. Вы, наверное, помните, там был и грузинский уча­сток. Азербайджан имел свою станцию и стро­ил ее. Я забыл ее название, но я был там. Каждая республика имела свой участок. Кроме того, там были сосредоточе­ны значительные силы. Когда в конце 1982 года я прибыл в Москву, на меня возложили обязанности также возглавлять транспорт - весь железнодорожный, авиационный, морской, авто­мобильный транспорт, в том числе и транспортное строитель­ство, так как одно дело - эксплуатация транспортных воз­можностей, а другое - соз­дание транспортных средств. 

Я был назначен предсе­дателем Комиссии Политбю­ро по БАМу. До меня тоже были председатели, но они ушли. 

БАМ строился с 1972 года и в 1984 году я объездил БАМ за бо­лее чем 10 дней на поезде Мо­сква-Владивосток. Это был не экспресс-рейс, а с остановками. Со мной ехала очень большая группа министров Со­ветского Союза, специалистов, так как стро­ительство затягивалось, про­шло уже 10 лет, и в 1984 году БАМ должен был быть сдан в эксплуатацию. И, на самом деле, это была моя инициатива - поехать и по­смотреть. Из Владивостока я вылетел самолетом, а туда мы ехали специальным поез­дом, у нас была программа. 

Это долгий разговор, не хочу сейчас занимать время. Для меня это была инте­реснейшая в моей жизни по­ездка. Я увидел много инте­ресного и считаю, что провел очень большую и полезную работу. Главное, когда я вернулся оттуда и на заседа­нии Политбюро доложил, что строительство БАМа не завершится не только в этом, в следующем году, но и через пять лет, они все были шоки­рованы - как же так? Нас же до сих пор не так информировали и так далее. В течение двух часов я докладывал и объяснял, показывал - что и где. Особенно касательно тоннеля Северомуйск, ко­торый проходит сквозь очень высокие горы. 

Хорошо помню, что про­ектная протяженность тоннеля составляла 15 километров. Без этого тоннеля пройти через эти высокие го­ры было невозможно. Выяснилось, что прокладка этого тоннеля - наисложнейшая. Дело дошло до того, что многие специали­сты, академики уже говорили, что не надо строить Северомуйский тоннель, так как эта сверхсейсмическая зона и все равно там произойдет очень сильное землетрясение и так далее. А без Северомуйского тоннеля нет БАМа. 

Тоннель прокладывался и с той, и с другой стороны – и с востока, и с запада. Так вот, представ­ляете, я вошел в тоннель, и с той, и с другой стороны пешком прошел до того места, где велись буровые работы. Но, к сожалению, и с той, и с другой стороны в течение 10 лет пробурили всего-навсего 7,5 километра. А прой­ти должны были еще столько же. 

Люди работали в очень тяжелых условиях! Мы шли, а вода была нам по колено. И люди работали в этих условиях. Во­да просачивалась отовсюду. У меня, между прочим, с того времени сохранились уни­кальные фотографии. 

Конечно, я был под боль­шим впечатлением от того, как люди там работали. Вместе с тем, я думал о том, почему до сих пор этот вопрос никто не обсуждал. 

Короче говоря, я доложил в Политбюро и так далее. Это было особое дело, рассказ о нем займет несколько часов. Рассказываю об этом пото­му, что с нами поехали кино­операторы, которые снимали БАМ с первого дня. Я забыл их фа­милии, но это были очень известные документа­листы, которые снимали БАМ, создавая летопись его строительства с первого дня его строительства в 1974 году. И все эти дни они были с нами. Они очень много снимали. 

Вагиф Мустафаев: Я уз­наю это. 

Гейдар Алиев: Да. Узнай­те фамилии. Они накопили огромный материал. Правда, так как БАМ до сих пор еще не за­вершился, они, по-моему, не могли выпустить свой фильм или выпускали отдельными частя­ми. Но они очень активно все снимали. Конечно, я беседо­вал с ними, они были потря­сены и говорили: Мы 10 лет ездим по БАМу, 10 лет зани­маемся съемками, но столько материала, сколько набрали за эту поездку, никогда не было. 

Потом, когда я вернулся, они обращались ко мне с тем, чтобы выпустить специ­альный документальный фильм об этой поездке. При­чем у них был объемный мате­риал. Но я не согласился на это, откровенно скажу, поче­му. Потому что получилось так, что с 1974 года, то есть за 10 лет ни один человек из руководства Советского Сою­за – ни из Политбюро, ни из руководства Совета министров не был на БАМе, не ездил туда, не смотрел. Министр транс­портного строительства, ны­не покойный Соснов Иван Дмитриевич, который все время в поездке был со мной, давал ин­формацию, которую приятно было получить в Кремле. А так, если бы в то время, когда в Политбюро, в высших эшелонах Советского Союза и так очень ревностно относились к моей лич­ности, я позволил выпустить такой фильм, тем более, когда я одновременно руководил Ко­митетом кинематографии, ес­тественно, это расценили бы так, будто я стараюсь выделиться и тому подобное. И я сказал им: нет, не на­до. Вы можете использовать отдельные фрагменты в различных киножурналах, а так, я ду­маю, будет лучше, если мы дождемся, завершения строительства БАМа, тогда сделаете фильм, и этой поезд­ке тоже будет отведено должное место. 

Я вспомнил об этом сей­час, когда у нас пошел разго­вор о документальном кино. Конечно, эти материалы уни­кальны. Не только наша по­ездка. Мы ездили 10 дней, а они ездили 10 лет. Наверное, потом тоже ездили, так как и после 1984 года, вплоть до 1987-го, когда ушел в отставку, я занимался этой проблемой, и мы очень сильно продвинулись вперед. Потом все пошло под откос... 

Недавно бамовцы отмеча­ли 25-ю годовщину строи­тельства магистрали. Есть такой город Тында - это на Даль­нем Востоке, в Амурской об­ласти. По существу, этот го­род основан специально для БАМа. С начала строительства БАМа началось и строи­тельство этого города. Инте­ресный, приятный город. Я там жил два дня, провел очень много совещаний. Потом мы поехали дальше, на Дальний Восток. 

Вот из Тынды я получил со­общение, что там они от­мечают 25-ю годовщину БАМа. Мне было приятно, что они вспомнили обо мне, посла­ли приглашение. Естест­венно, я не имел возможно­сти поехать, и послал им теплое приветственное письмо. 

Так что, Вагиф, если хоро­шо поискать в киноархивах, то можно найти  много материалов. Говорю это не ради себя. Возможно, ес­ли бы я сейчас с вами не встретился, то не вспомнил бы все это. А через 10 минут после нашей встречи голова у меня будет занята совершенно другими делами, и я опять за­буду это на два-три года. 

Ломер Ахвледиани: Но мы надеемся, что не дадим Вам забыть это на три года, так как будем рады побеспокоить Вас еще пару раз. Несколько таких Ваших рассказов направят нас в верное русло, что­бы ос­тавшаяся работа, которую Ва­гиф еще собирается проделать, была еще интереснее. 

Вагиф Мустафаев: Господин Президент, во-первых, хотел бы поблагодарить Рафаэля Аллахвердиева за то, что мне была оказана честь снять о Вас эти че­тыре серии, поблагодарить Ломера за то, что он, приняв мое предложение, приехал на съемки, поблагодарить его сына. Тут преемственность проявляется еще и в другом. Дело в том, что Ломер сейчас сни­мал картину с Эльдаром Ря­зановым, который является моим учителем, и сейчас он будет снимать со мной - его учени­ком. 

Скажу, что очень трудно было создавать эту картину. Почему? Потому что объем материала очень большой. Весь материал, связанный с Москвой, мы привезли из Москвы. Нахчыванский материал мы, в основном, привезли из Турции, потому что, как я узнал, раньше телевидение не на­правляло своих сотрудников туда, в Нахчыван. 

Гейдар Алиев: Раньше азербайджанское телевиде­ние полностью игнорировало Нахчыван. То, что вы дога­дались получить материалы из Турции, правильно, так как ту­рецкое телевидение часто по­сещало Нахчыван. 

Вагиф Мустафаев: Мы выкупили оттуда материалы, и нам попал­ся очень интересный, как мне кажется, матери­ал. Но вот задействовать весь этот материал было очень сложно. Мы сняли только четыре серии, а там еще столько материалов осталось, сколько людей хотели гово­рить. Вся Москва хотела говорить, вплоть до водителей. Один из них оказался Вашим бывшим водителем, он сказал: Другой та­кой личности я в Кремле не видел. Кутапин говорил, очень долго рассказывал Яковлев. Он сказал прекрасные слова: Гейдар Алиев восста­новил справедли­вость в отношении себя. И вот меня заинтересовал один момент - Вы обратите внимание, в своей речи Яковлев соблюдает некий баланс между преданностью Горбачеву и собственной порядочностью. И побеждает все-таки порядо­чность. Он не называет конкретно Горбачева, но все рав­но говорит, что это инсценировалось оттуда, из Кремля, а в Кремле сидел Горба­чев. 

Все это очень приятно. Особое внимание мы обрати­ли на исследования. Достали книгу Черняева, потом встретились с Яковлевым, он сказал, что эти документы были у него, потом их передали Пуго. Все это проводилось как исследование. Поскольку только одна фраза «копаем под Алиева», слово «копаем» говорит о том, что это гряз­ные дела. 

Гейдар Алиев: Да. Кста­ти, эту книгу Черняева я не видел. Это мне Рафаэль дал. А Черняев был ближайший помощник Горбачева. И позже, когда Горбачев уже не был президентом Совет­ского Союза, Черняев все время был с ним. Наверное, они разошлись уже после. 

Рафаэль Аллахвердиев: Он и сейчас там. Когда Раису Горбачеву хоронили, он был там. 

Гейдар Алиев: Да? Это очень близкий ему человек. Но, видимо, он объективно пишет, пишет свой дневник. Он пишет, как они с Шахназаро­вым зашли к Горбачеву. Горбачев обнял Шахназарова, поздравил его с 64-й годов­щиной и потом сказал: Ко­паем, копаем под Алиева, и это будет серьезнее, чем дело Рашидова. Смотрите. Они, действительно, копали, еще как копали. Рашидов-то умер, и копать стали после его смерти. Это было самое страшное - наблюдать это в Политбюро. Я несколько раз возмущался, высказывался, но никуда не денешься. Чело­век умер, после его смерти копают, копают, копают. Та­кие страшные вещи делали, безнравственные, просто терпеть было невозможно. Тогда я был в составе Полит­бюро и несколько раз выражал свой протест, что нельзя так. Но, оказывается, они решили потом копать и… 

Вагиф Мустафаев: В принципе, мне, как кинемато­графисту, кажется, что Ваша исто­рия с Горбачевым - это история Моцарта и Сальери. Понятно, кто Моцарт, а кто Сальери, но с другим концом - с победой Моцарта. 

Господин Президент, должен сказать, что всего этого я, честно говоря, не знал. То есть, снимая картину, я понял, - откровен­но говорю, меня знают как человека, который словами не бросается, - что Вы не один из великих людей XX столетия, а, я считаю, самый великий. Считаю, что Ва­ша биография достойна того, чтобы создать художествен­ный фильм, и это уже надо делать. Потому что не все рассказанное можно передать посредством документального фильма. Напри­мер, Ваше прибытие в аэропорт Баку, - то, что, как рассказы­вал Рафаэль Ханалиевич, Вам угрожали, подъ­ехала машина... 

Гейдар Алиев: Это когда я вернулся сюда из Моск­вы? 

Вагиф Мустафаев: Это можно передать посредством художественного кино. 

Гейдар Алиев: Вообще-то, он правильно говорит. Этого эпизода вполне достаточно для целого фильма о том, как я хотел вырваться из Москвы, как мне там преграждали путь, и только ради того, что­бы напугать меня, пошли да­же на убийство человека - журналиста Ханбабаева, который собирался организо­вать в аэропорту встречу группы интеллигенции. После этого мне опять не давали возможности вылететь. Я не­легально приобрел билеты на самолет, нелегально прибыл в аэропорт, прилетел сюда. Рафаэль и другие мои друзья подогнали автомобиль к са­молету и говорят: Скорей садитесь. Я говорю: А что? Они отвечают: Там собрали людей против Вас. Но мы обставили их, как говорится. С какой скоростью мы ехали, так как везде нам прегражда­ли путь, меня хотели задер­жать. Это был автомобиль Ра­фаэля. Кстати, помню его во­дителя, как он смело водил. Позже он скончался. Очень поря­дочный был человек. Здесь меня чуть ли не арестовать собирались, а он, простой че­ловек, рисковал своей жиз­нью, вез меня. 

Ломер Ахвледиани: Такое не придумаешь. 

Вагиф Мустафаев: Мы в фильме это инсценировали. Но художественными средст­вами все это можно сделать иначе. Думаю, обя­зательно надо создать худо­жественный образ. Так как, считаю, что в Азербайджане не было президента. Ведь полностью понимая другого человека, когда был прецедент, когда был та­кой случай, когда была такая личность в Азербайджане, тогда да - этот человек по­ступил, например, как Хемингуэй. А если в Азербайд­жане не было такой лично­сти, то сейчас обязательно надо снимать, как Вы говорите, для будущих поколений, для тех, которые должны сейчас учиться. 

К примеру, ви­димо, мало кто знал, что в Москве Вы руководили 19 министерст­вами. А тут человек ЖЭКом не может управлять, но хочет стать президентом. Такие то­же есть. 

Гейдар Алиев: Причем, я руководил министерствами разного профиля. 

Ломер Ахвледиани: От культуры до железной доро­ги. 

Гейдар Алиев: Весь тран­спорт. Кстати, должен ска­зать, что в Советском Союзе железная дорога - одна из сложнейших отраслей и са­мая протяженная в мире. Са­мая протяженная. Там очень много проблем. Очень много. Недавно в связи с пятилети­ем «Контракта века» здесь был министр топлива и энер­гетики России Виктор Ивано­вич Калюжный. Я видел его впервые. Оказывается, в те годы он работал в Томске. Он вспомнил, какие селекторные совещания проводил Алиев. Но многие, наверное, не знают, что такое селектор­ные совещания. Это когда по радио подключаются все точки Советского Союза, в каждой точке собираются руководи­тели железнодорожного транспорта области, города, района, начальники дорог, участков и так далее. Разбирается ситуация, к примеру, даем слово начальнику Кемеров­ской железной дороги, он до­кладывает одно, а у меня другой материал, я задаю во­просы, критикую и так далее. В общем, это интересный процесс. Я сам раньше не знал, что это такое. 

Вот Калюжный говорит, что до сих пор у него на памяти эти селекторные совещания: Когда мы знали, что в 9 ча­сов утра совещание, все с напряжением ждали что бу­дет, как будет. Приходилось иногда кого-то увольнять, кого-то наказывать. 

Так что железнодорожный транс­порт был грандиозный. Крупными были и морской транспорт, и воз­душный, речной, автомо­бильный. 

Это транспортный комп­лекс. Другие - целые комп­лексы культуры, образования. Тогда были три министерст­ва образования - высшего образования, просвещения и профтехобразования. Затем - наука, здравоохранение - здесь тоже было Министер­ство здравоохранения и Министерство медицинской промышленности. Легкая промышленность, производ­ство товаров народного по­требления. Министерство легкой промышленности Со­ветского Союза было круп­нейшим министерством. А те, которые производили то­вары народного потребле­ния, относились к различным отраслям. Мини­стерство торговли и все дру­гие ведомства, причем все они разные по характеру. Ни­когда в истории Совета ми­нистров СССР не было, чтобы один человек нес такую нагрузку. 

Вагиф Мустафаев: Господин Президент, поэтому еще раз хочу сказать, что очень трудно было собрать материал. Столько же, а может быть, гораздо больше материала еще осталось. Конечно, мы хотим с Вашим участием снять еще хотя бы две серии, а всего планируем 12 серий документального фильма. Но это, опять-таки, охватит часть того, что Вы сделали. Это будет не все. Потому что остались за кадром выступления в Турции и Демиреля, и Дограмаджи. 

Что хочу сказать? В 1982 году я поступил в Москве на курсы. Директором у нас была Кокарева, которая раньше была главным редактором Госкино СССР. А учились там ребята, которые абсолютно ничего не признавали, не было фильма, который бы понравился нам всем. Никого не признавали, ни одно руководство. Однажды я захожу на занятия, педагог говорит: Всем встать. Я захожу и спрашиваю, почему они стоят? Она говорит: Вагиф Мустафаев, мы Вас поздравляем с тем, что Гейдар Алиевич в Москве. А я не знаю, как себя вести, они стоят. Все они прибыли после окончания университета - один из Минска, другой из Болгарии, Кайдановский... Я прохожу и говорю, садитесь, садитесь. Это было очень приятно. 

Скажу о том, когда пришла идея снять про Вас фильм. Это парадоксально, но на той самой сессии, на которой Вам устроили обструкцию, топали ногами, мешали говорить и так далее, - у меня было такое чувство, что хотелось войти в телевизор. Я понимаю, что все они уже проиграли. Я говорил Рафаэль муаллиму, что надо снять фильм про Ваше ораторское искусство. Потому что там, подойдя к микрофону, Вы дважды повторили одно и то же предложение, от чего все в зале растерялись. Это когда предлагали создать комиссию. Вы спросили: ка­кую комиссию хотите соз­дать? Потом, выдержав небольшую паузу, еще раз спросили - какую комиссию хотите создать? И все. Это все рав­но, что сказать всего 15 слов. 

Я смотрел на этот зал - я же монтирую, все это вижу крупным планом - Вы обескуражили весь зал тем, что повторили одно и то же предложение. Вот тогда пришла мысль снять про Вас фильм. Так как я понял, что у азербайджанского на­рода... Раньше как было? Раньше, например, в 60-70-е годы в каждом доме висел портрет Хемингуэя, Маяков­ского, Блока и так далее. То есть мы искали героев на стороне. А я считаю, - и пусть не покажется, что я го­ворю высокие слова, нет, я говорю нормальные слова, - что наши дети счастливы и, будущие поколения будут счастливы, что у них есть свой герой. Честно говорю. Я такой человек, меня все зна­ют, никогда не стану ради чего-то говорить неправду. Никогда в жизни не было та­кого случая, чтобы я так гово­рил о каком-то из руководи­телей. 

Гейдар Алиев: Спасибо. 

Вагиф Мустафаев: Спа­сибо Вам, господин Президент. 

Гейдар Алиев: Спасибо за ваш труд, спасибо за ва­ше душевное, теплое отношение к этому. Я понимаю, о чем вы сказали в конце. Если бы было не так, то вам не поступало бы столько за­казов. Вы бы ничего не сде­лали, если бы не было ваше­го собственного восприятия и собственного мнения. Кста­ти, когда мне сказали, что есть такой фильм,- я ведь абсолютно не знал об этом и не представлял, - Аллахвердиев несколько раз просил меня посмотреть фильм и так далее. А я говорю: Ну, что мне смотреть, что сдела­ли, то и покажите, я же не бу­ду вносить туда какие-то кор­рективы. Вы свободный художник, что сделали, то сде­лали. Что Вагиф Мустафаев сделал, пусть то и показыва­ет. 

Вагиф Мустафаев: Ломер тоже никогда не снимал фильм о личностях, отказы­вался. Я тоже отказывался. Но тут уже... Это для меня большая честь. 

Ломер Ахвледиани: Раз уж пошел разговор о Вагифе, его фильме, то, если позво­лите, скажу, что за послед­ние многие годы я не испытывал столь глубокого впе­чатления от произведе­ния киноискусства. Говорю это абсолютно искренне перед все­ми, кто меня слушает или бу­дет слушать. 

Если вы найдете полчаса времени, то у Вагифа есть одна короткометражная кар­тина - «Все к лучшему». Не люблю говорить помпезно, но говорю с полной ответ­ственностью, что преклоня­юсь перед его человеческой и гражданской мудростью. Это мужество. Такой матери­ал. Не хочу Вам заранее рас­сказывать, просто представ­ляю то удовольствие, кото­рое Вы получите от этой кар­тины. То, что он там сделал, неповторимо - это большое искусство. Там все время идет разговор о смерти. Но, чтобы с че­стью справиться с этой темой, никого не оскорбить, вызывать юмор и быть настоящим пацифи­стом, на таком высоком уровне мастерства... По правде говоря, я много смотрю, мно­го снимаю, но давно картины не производили на меня такого боль­шого впечатления. Не сочтите за смелость, я просто рекомендую Вам... 

Гейдар Алиев: Обяза­тельно, конечно, Вы уже ме­ня заинтриговали, агитировать не надо. 

Ломер Ахвледиани: Снято на очень высоком уровне. Я все эти несколько дней в восторге от того, что человек ис­кусства может сделать такую напряженную картину, свя­занную со смертью, с конфликтом, с человеческим го­рем, на таком высоком уров­не, и вызвать отри­цательное отношение к войне и к смерти. 

Гейдар Алиев: Спасибо, спасибо, я обязательно по­смотрю. 

Вагиф Мустафаев: Я только одно скажу про эту картину. На престижном фестивале в Оберхаузене эта картина взяла сразу четыре приза. Хочу сказать, что раньше картину про Карабах близко бы не подпустили, а не то, что дать ей четыре при­за. Гейдар Алиевич, это тоже Ваша заслуга, что наши фильмы про Карабах уже смотрят. Ведь вообще не признавали. В 1991-1992 го­дах на Западе спрашивали - про что картина? Про Кара­бах? Нет, нам такая картина не нужна. А вот, сколько Вы сделали, сколько говорили, сколько Вы делаете, что нас уже слушают, смотрят. Поэ­тому посмотрели, оценили и дали четыре приза. Так что, это тоже Ваша заслуга. 

Вообще, все то, что свя­зано с искусством, - это Ва­ша заслуга. И не только в Азербайджане. Я же матери­алы знаю, читал и открытые, и закрытые материалы. Все кино в Советском Союзе дер­жалось на Вас. В фильме это тоже есть. И то, что у нас в кино есть, - это все Вы сделали, вплоть до оснащения оборудованием и всего прочего. Как Вы в то время закупили, так все до сих пор и есть. 

Гейдар Алиев: Спасибо. Хочу еще раз поблагодарить тебя за этот фильм, за труд и твои добрые душевные каче­ства. Спасибо. 

На встрече Вагиф Мустафаев преподнес главе нашего государства кассету с записью фильма «Гейдар Алиев». 

Газета «Бакинский рабочий», 29 сентября 1999 года

© aliyev-heritage.org